Люся, практически полностью забравшись на полку, поджала под себя ноги и уперлась коленками прямо в свой подбородок, надежно прикрыв их перед этим сложенными одна поверх другой руками.
Молчун затаился еще глубже на своем месте и даже невольно продвинулся вглубь самого купе, тем самым предоставляя самому себе еще большую площадь для своего внутреннего наблюдения.
Тот факт, что они неожиданно вдруг оказались однофамильцами, почему-то упорно не выходил из его головы.
Вполне возможно, что это было обычное жизненное совпадение, но никогда нельзя было не учитывать тот факт, что уже и его самого могли надежно прикрывать те, кому это и положено по долгу невидимой службы.
Но поверить по-настоящему в то, что вот эта, хрупкая по-своему девушка и практически дилетант в разведывательном деле, несмотря на кучу предоставленных ею штампов, могла служить ему надежной защитой, все же он не мог, да и не верил по-настоящему, то и дело, обращаясь к своей ведомой во многом душе.
Она премного раз спасала его примерно вот в таких всевозможно возникающих ситуациях, но на этот раз упорно молчала, не извещая практически, ни о чем, разве что только о своем внутреннем ощущении какой-то тягостной для него самого близости, по сути, абсолютно чужой ему души.
Но возможно все этим и объяснялось, и просто так же по-настоящему девушка ему нравилась, а значит, чисто теоретически он терял все свои разведывательного характера способности и мог в достаточной степени анализировать ситуацию.
Но он ведь не увлекся ею и не дал повода для возникновения какого-то лично своего внутреннего волнения. Он всего лишь разговаривал с ней и старался все время быть от нее на положенном расстоянии.
Так что, фактор сближения мужчины и женщины здесь ни при чем.
Тогда что?
Не давал покоя ему внутренне заданный самому себе вопрос, ответ на который он никак не мог найти.
Такое положение вещей ему явно не нравилось, и это создавало в какой-то мере определенной степени дискомфорт, который неизменно сказывался на его настроении, в свою очередь которое вполне чувствовала и сама девушка, мирно сидевшая сейчас на своем месте, но вполне возможно, что и что-то придумывающая для его собственного разоружения.
Если это проверка, продолжал размышлять Молчун, используя несколько затянувшуюся паузу в их общении, то почему именно сейчас и почему именно в поезде, а не где-либо еще в другом месте. Хотя бы в той же Германии. Это было бы больше похоже на то, о чем он, естественно, всегда знал.
Или, возможно, случилась самая простая накладка, когда одного человека запускали в проект вместе с другим одновременно и, как бы это странно не выглядело бы, их жизненные пути пересеклись.
То, что Люся не совсем простая советская девушка, он явно догадывался. Взять хотя бы знания ею немецкого языка. Да и политически подкована очень серьезно, что не даст сойти с пути во время пребывания в другой стране.
Но тогда, какое она выполняет задание? И есть ли у нее так называемый перекрестный маршрут уже с ним самим.
Возможно, это даже радистка. Такие случаи бывали в их практике, хотя зачастую эту роль исполняли так обозначенные жены привлеченных к делу сотрудников.
Так было наиболее безопасно и, можно сказать, гарантировано. Ибо, какая жена выдаст своего мужа даже в случае его провала.
Надо бы пощупать ее с радиотехнической стороны, подумал в тот же момент Молчун и продолжил свое рассуждение.
Но, если это радист, то какого черта она едет вместе с ним, да еще с одинаковой фамилией и всем своим дипломатическим багажом, учитывая вес отца в том самом ведомстве.
Может, это провал уже наших служб или действительно накладка. Ведь практически никто не знает, что он здесь. Его имя по-настоящему законспирировано, а сам путь всегда он выбирает только сам, ставя об этом в известность всего только одного человека.
Пожалуй, так оно есть. И если не обманывает его душа, то она – эта девушка, и есть какая-то связная, но вполне возможно, что не с ним самим, а с кем-то другим.
С другой стороны, если подчиняться логике Сталина, то ему вообще такого рода связь больше не нужна. Все его задание заключается теперь только в том, чтобы, как говорится, не пропустить момент и вовремя предупредить об опасности.
Таким образом, сами связи ему больше не нужны, так как в случае какого-либо провала, могут добраться каким-либо образом и до него.
И хотя это было наиболее маловероятно, все же такую возможность исключать было нельзя. Кое-где в разведке всегда остаются так называемые следы, или особую роль играет ключ исполнения донесений, который своеобразно шифруется и принадлежит только одному человеку.
Потому противник всегда будет искать того, кто наиболее надежно затаился и ожидает своего часа.
Зная, как работает гестапо, Молчун ни капельки не сомневался в том, что и его собственный ключ давно вычислен, и только очень редкое и даже своеобразно ретушированное подключение к сеансам связи с наигранными шумами и всеми прочими ослиными атрибутами, как говорят, в разведке, позволяют ему до сей поры оставаться неизвестным, или представлять так называемую букву «икс» вполне немецкого происхождения.
Естественно, гестапо гонялось не за одним ним и помимо уже его самого были еще и другие службы, на техническом вооружении которых стояли самые передовые технологии в деле добычи так обозначенных сигналов.
Потому, Молчун был осторожен. Он все время был начеку и не мог позволить себе какой-либо внутренней уступки, которая могла бы привести к срыву наиболее важного в его жизни задания.
Как и многим в разведке, ему изначально предлагалось разное. Но то ли личные качества, то ли вполне обычный внешний вид немца с его так называемым немного бюргерским приличием, доставшемся непосредственно от предков по генетической линии, привели его к самому трудному по своему смыслу заданию – находиться в логове врага и практически не поставлять каких-либо сведений.
Эта долгоиграющая пластинка, как любил повторять его непосредственный учитель, когда-то сам на своей шкуре почувствовавший и прошедший подобный ад, непременно должна работать, или играть по-своему.
Это значит, что он просто должен был все впитывать, анализировать и по первому вызову предоставить именно те сведения, которые будут наиболее достоверны и раскроют замыслы врага задолго до их исполнения.
Так происходило уже в его практике несколько раз, и каждый раз он докладывал лично Сталину.
Конечно же, он немного приврал Люсе, опуская свой возраст вниз. На самом деле Молчуну уже было под сорок, или если уж точно, то тридцать семь с половиной лет.
Ему, конечно же, очень трудно было вживаться в роль и практически присутствовать при казнях многих и многих людей, придерживающихся именно его взглядов.
Но такова участь самого разведчика, и если он к этому не готов, то его никто и не отпустит в такую даль, да еще и с таким, по-особому важным заданием.
Он был рядом с Гитлером довольно давно. Еще в начале тридцатых годов, словно предчувствуя что-то нехорошее, его подготовили и внедрили именно те люди, которые непосредственно занимались разработкой политических лидеров. Для этого потребовалось многое, и сами детали даже от него самого скрыли, дабы не разглашать то, как было произведено непосредственно внедрение.
В конце концов, он лишь заменил собой одного человека, действительно по-настоящему переняв у того все его черты, вплоть до самых низменных его наклонений.
Это было сложно по-своему, но по-другому нельзя. Требовался именно такой человек, ибо без особого доверия вряд ли вообще можно было бы пробиться хоть куда-нибудь в той самой касте, что присутствовала на тот момент времени.
Вполне естественно, что все наши службы его вели. Они страховали повсюду на самых первых этапах его внедрения. Ни один шаг не мог быть сотворен без ведома той силы, которая его прикрывала.
Центр не мог допустить так называемого случайного совпадения и тщательно охранял жизнь своего представителя, буквально вытаскивая его из самых горячих жизненно возникающих ситуаций.
В конце концов, он пробился к своему визави и по-настоящему стал тому доверенным лицом, испытывая, правда, при этом неимоверное отвращение, которое подавлял только с помощью своей души, что так вполне естественно для него подсказывала прямым исполненным голосом, что и где необходимо делать.
Вначале сам Молчун думал, что это игра или проделки уже наших служб с помощью техники выявить у него самого хоть какие-то недостатки.
Но разговоры об этом никогда там не велись и со временем для себя он сделал единственно правильный вывод, что этому поспособствовала именно сама природа, таким образом прикрыв его самого от опасности, и, возможно, всего лишь с одной единственной целью – сохранить ему присущую жизнь.
